Теоретические вопросы этиологии, патофизиологии,
патоморфоологии и культурологии
духовно-психосоматических болезней
(трактат)

Глава XXVI. Символ, Образ и поза. Врач, пациент, болезнь. Иносказательный язык больного тела (часть II) и другие культурологические аспекты
духовно-психосоматической патологии

Буквально вся духовно-психическая жизнь здорового и больного человека от рождения (зачатия) и до последнего вздоха является не только точным отражением жизненной среды, в которой он, как выражается Менегетти, “исторически функционирует”, но также, подобно кольцам на спиле дерева, всегда и всеобъемлюще морфологически и патоморфологически отображена в его теле. Поэтому при духовно-психосоматических болезнях клинические симптомы являются ни чем иным, как внешним проявлением телесно воплощенного патогенного внешнесредового Символа (этой негативной семантической посылки от места-события, ситуации-внешней среды, человека, картины, ландшафта и т.п.), психосоматизированного, исходя из особенностей индивидуальной личностной интерпретации этого Символа (либо их констелляции) конкретным субъектом.
Иными словами, симптомы болезни – это психо-телесное отображение морально тяжелой жизненной ситуации, в которой находится человек, возникшей вследствие ошибки, которую – всегда он же! – совершил и за которую (справедливо) расплачивается.
Часто симптомы – это последствия культурально и индивидуально личностно обусловленной духовно-психосоматической трансляции (передачи, проекции) болезни из “внешнего” “Я”-тела (в котором болезнь может первично зарождаться, так как “внешнее” “Я”-тело тоже уязвимо для патогенной семантики (чьих-то слов, поступков, действий и т.п.); к тому же, мало кто осведомлен о его существовании) во “внутреннее”, биологическое “Я”-тело (большинство людей ошибочно считает это “Я”-тело единственным).
Но бывает и обратное проецирование: в частности, во время ремиссии (нередко так называемая ремиссия – это “сон разума” больного, его родных и врачей, который, вспомним, всегда “порождает чудовищ”) больной может “прятать” – от своего “психобиологического "себя"” или родных, близких и врачей – или, точнее, временно “переселять” свою патологию (патологическую семантику) либо в свое же собственное внешнее (виртуальное) “Я”-тело (тогда, прав Менегетти, его здоровье пойдет на поправку, а дела – насмарку), либо – во внутренне или внешнее “Я”-тело какого-нибудь другого человека, чаще – библейского “ближнего”. Также человек может временно “укрыть” свою болезнь в психосоматической сфере (семантически “зараженных”, аффективно “укушенных” им) врача, медсестры, нянечки, соседа по палате, психотерапевта, психолога или просто случайного человека, – а то и нескольких сразу, – где Символ тоже пустит свой ядовитый росток – воплотится в виде (болезни-)Сущности.
Но, спустя какое-то время, субъект обязательно вернется (на повторный осмотр, консультацию и т.п. – но может вернуться и не физически, а, например, позвонить, что-то передать через третьих лиц или как-то по-иному) и “заберет” свою “родную патологию” обратно, ведь психосоматический больной подсознательно “любит” и “лелеет” свою ошибку-проблему-заблуждение-болезнь и поэтому “просто так”, “без боя”, ее никогда никому “не отдаст” и тем более “не подарит”.
В свою очередь, такие временные (подсознательно добровольные) “хранители” чужой болезни (с подсознательной неохотой) возвращают ее “законному владельцу”, как правило, в значительно “обогащенном” или, реже, в “урезанном” виде.
Представляется, что такая меж-“Я”-телесная циркуляция патогенного Символа с эффектом “обогащения” или метаморфоза – моральная основа госпитализма и поликлинизма, которая часто является истинной причиной появления большого количества ятрогенных и особенно “неясных” осложнений. Часто бывает, пациент обратился в лечебное учреждение по поводу головной боли, а выписан еще и с язвой желудка, гипертонией, депрессией или экземой. Проблема в том, что все эти “трансляции”, “обогащения” и “прятания” патогенных Символов в разных душах, сердцах, головах и телах осуществляются преимущественно на подсознательном (субментальном) уровне.
Симптомы психосоматического заболевания не только всегда имеют “второе – символическое – дно”. Не менее важно и следующее: в этих симптомах-посланиях – как и в наших снах – в символически закодированной форме всегда содержится разгадка того, что и по какой причине происходит с человеком (где, когда и в чем он допустил ошибку – и какую), и имеются точные указания, что именно, где и когда ему нужно совершить (сделать или исправить), чтобы выздороветь, а при выраженных патоморфологических и патофизиологических изменениях – максимально улучшить свое состояние или хотя бы приостановить прогрессирование болезни. Поэтому клинические симптомы и синдромы необходимо рассматривать не только по общепринятым медицинским канонам (которые, разумеется, никто не отменял, иначе как лечить больного на самой опасной для его жизни и здоровья – “медицинской” – стадии заболевания), но и как реально существующий, – в чем лично я неоднократно убеждался! – иносказательный язык больного тела.
Разумеется, эти знаки-симптомы необходимо оценивать не изолированно, а всегда комплексно и с обязательным учетом анамнестического и текущего внешнесобытийного контекста, порой – всей прошлой и настоящей жизни субъекта и его планов на будущее, а также значимых, в отношении семантической опасности для больного, родственников, предков и библейских “ближних” (“враги твои – ближние твои”), представленных в его “Я”мозге-теле. Принципиально важно, чтобы такая оценка всегда проводилась только с моральных позиций – и никак иначе. Надеюсь, когда-нибудь клинико-внешнесобытийная или клинико-символическая семиотика будет подробно изучена и станет широко применяться в рутинной медико-психологической практике.
Ниже приводятся результаты моих собственных наблюдений и попыток символической интерпретации некоторых телесных поз и видимых анатомических особенностей, различных симптомов или патологических проявлений: боли, гиперкинезов, непроизвольных движений, сыпи и т.п. Разумеется, эти эмпирические данные, единичные или сделанные на небольшой выборке, – а в ряде случаев это всего лишь смутные соображения или интуитивные догадки, – не нужно бездумно экстраполировать на все клинические случаи и житейские ситуации. Главной задачей этого раздела – своеобразной клинической семиотики Символов, попытки толкования клинических симптомов по типу “сонника” – является креативная стимуляция читателей – специалистов и пациентов, и привлечение их внимания к реально существующему иносказательному языку больного тела, взывающего к нам – слепым и глухим – и просящего помощи (в том числе и у собственного “Я”), к “шепчущим”, “говорящим” и “кричащим” симптомам – симптомам-символам, симптомам-подсказкам, симптомам-ответам.
Хорошо сказал один наш английский коллега: “Врачи должны быть фермерами, а не пожарными”, ведь больное тело, подобно заброшенной крестьянской земле, буквально взывает о помощи, а мы, вместо того, чтобы помочь, кромсаем его скальпелем, мучаем уколами и травим таблетками...
Есть и еще одна – более прозаическая – причина необходимости составления такого толкователя: “Я не помню ни одного клиента, который бы рассказал правду о своем случае. Клиент всегда лжет, делая это сознательно или бессознательно, и потому не может мне дать точных указаний”, пишет Антонио Менегетти, и, к сожалению, он абсолютно прав.
Головная боль, болезни мозга, включая опухоли, – символ того, что имеется какая-то больная проблема, тема, скрытая от “Я”, не понятая, не осознанная человеком, которую тот не может разрешить, нередко это “ментальная или эмоциональная инфекция”, “подхваченная” от кого-то, – как выражается Менегетти, завелся “паразит ума”. Какие-то вопрос, загадка губят человека (энцефалит), засели в мозгу (материализация в виде, например, рака или менингиомы – пролиферация патогенной информации), разрушают его мозг (атрофия ЦНС).
Процессы в зрительной коре – что-то губит мозг, проникая через орган зрения, вызывая головную боль или болезнь мозга от увиденного; в слуховой коре – вред наносится через орган слуха, от услышанного, в лобной – через какое-то действие.
Другой вариант – человек сам губит, убивает, развоплощает что-то плохое, “засевшее”, “поселившееся” в голове, в мозгу, сознании, памяти, уме, так как не может избавиться от этого (наваждения, мысли, идеи и т.п.), не слушать что-то и т.д.
При “выходе” этой мысли, проблемы, загадки на поверхность сознания (своего или чужого) – “тайное стало явным”, будет косметическая или дерматологическая патология кожи лба и/или волосистой части головы (может быть острый “сброс” морально патогенной информации из “Я”-мозга в виде носовых кровотечений: с левой ноздри – “сброс” или “освобождение” от черных мыслей, с правой – от аффекта). То есть сыпь и т.д. – это морфологический, телесный эквивалент того, что Образ частично или полностью развоплощается и покидает мозг, параллельно “очищению” “Я”; атака отбита, “Я” и мозг сумели освободиться от проникшего в них Символа-Образа, изгнать из себя аморальную мысль-гадость и мерзкое влечение-желание-чувство. Моральная осознанность проблемы – тот момент, когда от нее можно избавиться навсегда, конструктивно ментально переработав, и сделать так, чтобы она больше не возникала. Человек всегда должен знать, о чем он переживает и думает и для чего и почему он об этом переживает и думает.
Кровоизлияние в мозг – символический удар по “Я”-мозгу, человек что-то такое узнал, что это его покалечило, повредило “Я”-мозг (“вдарило по мозгам”). Имеет значение топика кровоизлияния, так как помогает понять, каким путем эта поразившая мозг человека убийственная правда попала: увидел, услышал, ощутил, осознал содеянное, что-то “примыслил” – “психосинтезировал” – и т.п.
Красное лицо и нередко полностью голова и шея – волевым усилием при сильном желании или крайней необходимости человек заставляет себя делать что-то такое, за что, по его верному или ошибочному мнению, можно крупно поплатиться, и испытывает сильный стыд и/или страх, что близко подошел к какой-то “опасной черте” – некому “огню”. Он чувствует его жар и понимает, что может пострадать, “сгореть”, “лишиться головы”, – но не отходит (или почему-то нельзя отойти) и продолжает делать свое морально опасное или постыдное дело. Также краснота лица может быть символом осознаваемого, сознательно не осознаваемого или подсознательного (– из “бессознательного”) стыда от желаний, мысленно осуществленных или только планируемых деяний. Это признак того, что человек морально сохранен, у него еще есть совесть.
Краснота любой части тела может свидетельствовать о стыде от содеянного, например, красные руки – что-то постыдное сделал – фактически или мысленно – руками и мучается от этого (губы, язык и ротовая полость всегда красные – и это навевает на определенные мысли о греховности рта; о том, что еще и почему красное – подумайте сами). Краснота – свидетельство искреннего внутреннего стыда-раскаяния от содеянного и готовности к искуплению. Такие люди морально сохранны и их можно вернуть на путь истинный, но необходимо помнить, что они склонны к ситуационной утрате морального контроля над “своими”(-чужими) влечениями, так как их когнитивность запаздывает и появляется (иногда много) позже влечения-аффекта – сначала натворит, а потом расхлебывает.
“Красные” и “бледные” (I). В жизни (семье, работе) хорошая пара – (по цвету кожи) “бледный” и “красный”. Бледность – это ум и хитрость, а краснота – пламя и смелость; “красный” прожигает путь, а “бледный” потом все расставляет по своим местам, исправляет погрешности и ошибки, убирает щепки: “("красные") лес рубят – щепки летят ("бледные" их убирают)”. Но “красный” всегда главный (когда наоборот – это нонсенс, признак дурости, неопытности или чьей-то интриги), и он должен – морально, идейно – контролировать “бледного” и регулярно пугать его, ставить на место.
Морально и аффективно-когнитивно сбалансированный человек – это молочно-белая кожи лица и легкий румянец на щеках. Но если такой румянец не проходит с возрастом, то свидетельствует о невинности (неведении) и неопытности (незнании-неумении); такой либо глуповат, либо его “берегут”, чтобы не пропал. Когда взрослый или старый “красный” или “бледный” превращаются в “румяного” (постоянно или ситуационно), особенно на фоне пергаментно-желтоватого цвета кожи лица, то это свидетельствует о том, что он глупеет (в целом или в какой-то частности), а, если превращается в “пятнистого”, то это признак, – в первую очередь, моральной – растерянности, запутанности и противоречивости.
Красное лицо в сыпи, нечистое или с угрями, гнойничками, болячками и т.п. – см.: “красное лицо”; также плюс человека уже опалила, обожгла, отметила некая ситуация. Еще это признак морально “нечистой”, “грязной” ситуации и осознание (или осознанное неосознание – активное выталкивание неприятной правды в подсознание, по типу заметания мусора под диван при уборке собственной квартиры) человеком того, что он делает – мысленно или фактически – морально грязное дело.
Бледное лицо – символ страстного желания или необходимости попасть куда-то, сделать что-то, тоска по какому-то месту, человеку, событию, делу и т.д. и сильный, нередко, иррациональный страх перед имеющимся на пути мнимом или реальном опасным препятствием. Это страх-уверенность в непреодолимости этого препятствия или боязнь не преодолеть его. Эта боязнь нередко прячется под “удобной” маской вины или псевдоморальных обязательств перед кем-то (“на кого я их брошу” и т.п.), наличия неких, как правило, псевдообъективных, причин-оправданий или “удобного” виновника собственной лени, трусости, а порой и подлости, бездарности или бездеятельности. Либо бледное лицо – это желание свершить какое-то дело с трагическим концом – “мрачная решимость” камикадзе, или наоборот, – невозможность от него отказаться – камикадзе по неволе. Но всегда есть элемент бесчувственности и бесстыдства, то есть бледность лица – это страх, что попадется, поймают и накажут, и аморальность, бесстыдство. Не нужно путать бледность со здоровой молочной белизной.
Бледное лицо в сыпи, нечистое или с угрями, болячками, оспинами и т.п. – все вышесказанное плюс наличие негативного опыта от чаще осознанного контакта с той же или аналогичной опасной и/или морально “нечистой”, “грязной” ситуацией; человек и хочет (нуждается, кто-то/что-то гонит, заставляет) и боится предпринять вторую или очередную попытку или попасть (попасться с поличным) в аналогичную ситуацию (сыпь и др. могут появляться при одном только воспоминании – осознанном или телесном повторном переживании по типу психо-кожной реакции). В жизни нередко бывает необходимо на время поступиться моральными принципами ради итоговой пользы дела, или когда моральная польза в одном перевешивает моральный вред в другом.
Лоб в прыщах, сыпи, болячках, нечистая кожа лба нередко с дурным, неприятным запахом – признак морально “грязных”, “нечистых”, “плохих” мыслей или замыслов, человек обдумывает, хочет, планирует сделать что-то нехорошее, или уже это делает. Чем больше болячек или прыщей, тем грязнее эти мысли и тем более они захватили, колонизировали “Я”. Или это – всплывшие из подсознания воспоминания о подобных случаях, имевших место ранее (когда морально не покаялся). Когда подобные мысли или планы покидают разум, “Я”, то кожа лба очищается. Если нечистота лба никогда не проходит, то, соответственно, человек постоянно думает о чем-то плохом или замышляет грязные дела. Дурные мысли могут быть наведенными. Сыпь – это признак того, что “тайное стало явным” и “на лбу написано”, сам человек или окружающие узнали об этом (если мысли не проявлены для человека или окружающих, то будет патология головного мозга).
Чистый лоб без морщин. Если человек, замышляя или совершая что-то плохое, грешное, порочное, морально не мучается, не понимает, не знает или не чувствует, что это зло, а думает, что это добро, то есть истинно заблуждается, то лоб будет оставаться чистым. Такое возможно при морально сложных случаях либо при моральной неопытности. Либо это “дитя порока”, дитя – ибо “не ведает, что творит”, а часто наоборот считает, что поступает (разумеется, для себя) хорошо либо правильно.
Вообще ангельское выражение лица, отсутствие морщинок и следов мимики в возрасте, когда они должны уже появиться, ясные чистые глаза, чистые губы, щеки, рот и т.д. всегда подозрительны на предмет того, что это “дитя порока” (разумеется, речь не идет о маленьких детях, мадоннах, “божьих детях” – слабоумных, выживших из ума и т.п.). Реальный человек всегда в чем-то грешен, и это обязательно отражается на лице и теле. Безгрешных, как известно, не бывает, и главное – это осознать сделанный грех, покаяться, исправить его и попытаться больше не грешить. Исправившийся грешник, праведник, святой – это тот, кто осознал свои пороки и, мучаясь и страдая, изгнал зло из своих разума, души, сердца и тела. Но следы перенесенного страдания, как боевые шрамы у седого ветерана-воина, всегда видны и на всю жизнь остаются на лице в виде соответствующих складок-морщин, ямочек-оспин на лбу и щеках, характерной “аскезы” или отображаются в виде специфического выражения скорби – “великая мудрость великой печалью произрастает” (Экклезиаст).
“Приливы” (обычно трактуемые как свидетельство климакса) – символ “плохих”, постыдных, порочных тайных мыслей, фантазий, воспоминаний, желаний (нередко по типу мимолетных “дуновений” в психике) и стыда и страха разоблачения – вдруг окружающие догадаются об этих мыслях, поэтому такие приливы-покраснения нередко сопровождаются характерным бегающим, зыркающим или чиркающим взглядом: “а не заметил, не догадался ли кто-нибудь”, или применяется отвлекающий возможного свидетеля маневр – какие-нибудь утрированное действие или показной вопрос-разговор, уводящие внимание в сторону. Эти мысли-воспоминания нередко сразу “ныряют” в подсознание и поэтому остаются за фасадом осознанного восприятия-воспоминания – чем человек старше, тем чаще так и бывает (это верно в отношении многих внешнесредовых поводов-провокаторов выше и ниже перечисленных телесных симптомов-символов).
Побледнение лица – символ того, что человека посетил страх расплаты (без стыда и морального раскаяния): а вдруг узнают о том, что я задумал, делал, планирую сделать и т.п., и накажут, помешают, сообщат кому-то. Часто начинают зыркать или озираться, могут оглядываться, чуть-чуть втягивая голову в плечи, пытаться “слиться с фоном”, стать незаметнее; при затяжной и часто подсознательной активации страха (что поймают и накажут за тайно творимое) начинают одеваться и носить черное или серое (типичный пример – “Человек в футляре” Чехова, этого большого гурмана-любителя (мелко)психосоматической “клубнички”). По тому, что черное или серое: головной убор, шарф, свитер, майка, бюстгальтер, брюки (юбка), носки, обувь и т.д., можно определить, где гнездится страх: в мыслях, душе, сердце, животе-жизни и т.д., и как глубоко (близко) он подобрался – по тому, насколько близко к телу этот слой одежды. Это поможет при психотерапевтической помощи страдающему человеку (врачи и психологи – не судьи и указчики). Вспомним румянец стыдливости, а вот о “стыдливой бледности” в литературе что-то ничего не слышно, а пишут только о том, что “побледнел от страха”. Не нужно забывать, что от страха человек бледнеет – вазоишемия, а от гнева белеет – вазоспазм, порой, становится, как мел – но у этих в такие моменты никогда и ничего не болит, и к ним, порой, не нужно (либо опасно) вообще приближаться, и на какое-то время необходимо оставить их в покое.
Побледнение любой части тела – признак страха разоблачения из-за аморальности того, что “хочет” сотворить, сделать, но “боится” (попасться), например, кисти – что-то сделал или планировал сделать рукой. Бледность – это отлив крови, признак того, что организм стремится временно изолировать “опоганенную” часть тела, чтобы не заразить грехом остальные части тела. Иными словами, региональные вазоспастические ишемии символизируют об “опоганенности”: ишемия миокарда – разбил чье-то сердце, надругался над чьей-то любовью, или предал свою любовь, опоганил свое сердце грязной любовью. У таких людей имеются серьезные проблемы с совестью, и они не склонны к раскаянию – страшатся морального разоблачения, позора или наказания. Также бледность может свидетельствовать о скрытности, и побледнение, вазоишемия, отток крови в глубины организма – это символическое свидетельство скрытности. Скрытным можно быть как по отношению к посторонним, так и по отношению к самому себе (“скрытное” – это “сокрытое”, “бессознательное”), и поэтому скрытность – это всегда “ящик Пандоры”.
Побледнение-покраснение лица или лицо (части тела, руки и т.д.), покрытое пятнами (аллергическими либо это “игра вазомоторов”) – символ морально противоречивых мыслей или желаний. Это может быть смесь смелости и страха, наглости и робости, стыдливости и бесстыдства, гнева и страха, доброты и жадности, правдивости и лживости и т.д. – как проявление моральности и аморальности или внутренней борьбы добра и зла в человеке с попеременным успехом. Белое вазоишемическое пятно, волдырь, как при ужалении крапивой – символизирует страх и сильное желание что-то скрыть (реже это гнев), красный венчик вокруг него – символ стыда и раскаяния, то есть, наоборот, стремление это же самое показать – принародно покаяться, и это – патофизиологическое проявление ситуационной личностной противоречивости. Характерно, что всегда зудятся только красные пятна (белые никогда не зудятся), что свидетельствует о внутреннем желании убрать, смыть, счистить, стереть, соскоблить моральную грязь, избавиться от соответствующих чувств, желаний и мыслей, а не загнать их глубже во внутрь. Расчесывание в кровь при зуде – признак острого желания что-то дурное из себя, своей жизни удалить. Перед тем, как кого-то осуждать, судить, даже мысленно, всегда сначала нужно вспомнить о возможности ошибок разума и ложных муках совести у любого человека.
Любовь к темным очкам под видом непереносимости (субъективно) яркого света – символ робости, стеснительности, неуверенности в своих (внешних или внутренних) данных, в сочетании с (сильным) желанием или необходимостью быть среди людей; или тайное подглядывание – потаенное любопытство к чужой жизни и желание скрыть этот интерес, так как человек понимает или считает, что это стыдно, либо боится (ответного) вторжения в свою жизнь. Избегание смотрения прямо в глаза встречается часто, и нередко такой человек боится, что другие прочитают в его глазах что-то такое, чего он стыдится или не хочет, чтоб другие об этом догадывались или знали.
Потемнение в глазах – символ того, что очень не хочется кого-то/что-то видеть, страх, стыд или т.п. сильного психологического воздействия через орган зрения и попытка избежать его (бегство в симптом), когда уйти-удалиться, не участвовать и не смотреть по каким-то причинам нельзя. Нередко этому соответствует снижение слуха и телесная слабость, и тогда получается как в песне: “ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу”. Такая символическая трактовка применима и к обмороку, который нередко начинается с потемнения в глазах.
Обмороки – подсознательное воспоминание о каком-то событии, когда необходимо было срочное спасение, избавление от моральной или физической ответственности. Либо это бегство от какой-то опасной, постыдной, неприятной и т.п. ситуации, поступка, человека (людей) в “спасительное беспамятство”. Обмороки возобновляются при очередной угрозе или при возникновении подобной ситуации – кем-то настойчиво требуемого ответа на какой-то высказанный или невысказанный вопрос, заданный “глаза в глаза”, “в упор”.
Боль в глазах – человеку пришлось смотреть и увидеть кого-то/что-то (мерзкую сцену, неприглядное событие) постыдное, морально грязное, неприятное, страшное, представляющее реальную или потенциальную опасность для разума, души, сердца; либо он вспоминает об этом или боится, что опять придется смотреть и вновь видеть это (недаром говорят: “правда глаза режет”). Страх воздействия или попадания “чего-то” вовнутрь через зрение. Нередко глаз болит на стороне, на которой “это” действовало, при одном только воспоминании об “этом”. Глаз вообще чаще болит в наружных отделах, чем ближе к носу – “это” (“Оно” Стивена Кинга) незаметно подбирается-подкрадывается сбоку.
Офтальмическая мигрень, приступообразная боль в глазу, нередко “рвущая” – “Кто-то”/“Что-то” “рвется”, “прорывается”, пытается “выбраться” изнутри наружу либо, наоборот, попасть-проникнуть снаружи вовнутрь. Это обычно субментальное, подсознательное “глазо-зрительное” и “психо-церебро-телесное” острое воспоминание-переживание “Кого-то”/“Чего-то”, когда-то увиденного: какой-то сцены-события, чего-то, очень страшного или опасного (также см.: боль в глазах), что через глаза-зрение однажды пыталось или пытается в данный момент проникнуть или уже проникло (проникало) вовнутрь: в разум, душу, сердце и плоть человека (смотришь и не отводишь взгляд-глаза значит “впускаешь”). Это может быть зрительное воспоминание о нанесенной в раннем детстве или позже тяжелой сердечной или душевной травме, какой-то сцене унижения, надругательства, насилия и т.п. Миграция боли в направлении затылка – передвижение “этого” внутри, его преодолевание сопротивления “Я” и захват психики. Светобоязнь – уверенность, что “это” находится где-то на свету или появится там снова, и страх, что “это” может его (человека) увидеть, если он будет оставаться на свету, то есть попытка укрыться, спрятаться в спасительной темноте (такие нередко не любят и избегают яркого света, особенно там, где много народу, что опытному человеку говорит о многом, так как, когда прячутся и боятся, то, как правило, действительно есть, от чего прятаться и чего бояться). Потребность неподвижно лежать в темноте во время мигренозного приступа – попытка не выдать себя даже движением, замереть-затаиться, спрятаться-укрыться от “этого” (под одеялом) с (призрачной) надеждой-уверенностью, что в темноте “это” не найдет (в постели больные всегда принимают характерную позу, которая тоже говорит-символизирует о многом). Потребность в тишине – чтобы не пропустить момент, не прослушать, как “это” подбирается, и вовремя дальше замереть-убежать или надежнее спрятаться. Тошнота в конце приступа – попытка изрыгания, изгнания, удаления “этого” из жизни-живота, вновь вернувшегося и попавшего, пробравшегося, проникшего вовнутрь, в жизнь-живот. Если в конце приступа появляется кровоизлияние в склеру (см. ниже), то “это” нанесло удар или через глаз проникло, попало вовнутрь (особо страшная сцена). Постприступный паралич Тодда (транзиторный вялый парез, как правило, верхней конечности) – страх сковал руку или ее “отбили” (рука оцепенела или одеревенела) при попытке закрыть глаза, защититься от удара или от попадания, проникновения в глаза “этого” (закрыть глаза рукой, чтобы не смотреть, не видеть и не впустить “это”).
Приступы мигрени крайне редко бывают изолированными и почти всегда сопровождаются различными телесными и висцеральными болями и неприятными (морально-)психовегетативными переживаниями-ощущениями, но из-за относительно слабой, по сравнению с мигренозной болью, выраженностью их обычно игнорируют, хотя по временнòй психо-телесной миграции этих страхов-ужасов-болей-ощущений можно судить об анатомической трассе – пути соматизации телесного воплощения символа-аффекта, то есть узнать, куда он, по индивидуальной культурально-символической интерпретации больного, “направлялся-стремился” – в сознание, разум, душу, сердце, живот (повседневную жизнь), и докуда “добрался”.
Большой интерес для понимания повода-причины приступа представляют сны накануне и первую ночь после приступа, а также сны-видения, если больной во время приступа заснул-задремал (тема анализа снов и сновидений глубоко разработана Менегетти).
Все другие виды мигренозных приступов, а также лицевых, стоматологических и головных болей, ощущений и сенестопатий краниофациальной локализации, тоже могут являться символической интерпретацией субъектом удавшейся либо неудавшейся и анамнестически реальной либо выдуманной попытки некого “воздействия” или “проникновения” “Кого-то”/“Чего-то” снаружи вовнутрь – или, наоборот, попытки “прорыва” изнутри наружу: его дебюта или другой этапной сцены-части. В основе этих психо-телесно либо только телесно переживаемых сцен тоже всегда лежит какое-то реальное событие, нередко далекого детства, обычно вытесненное больным в подсознание – психосоматическое или соматическое “бессознательное”. Оно психо-телесно вспоминается-переживается – при наличии условно-рефлекторных внешнесредовых стимулов-активаторов (см.: импритинг) – в виде болевого приступа, нередко в обрамлении каких-то смутных обрывочных образов-видèний, телесных движений (как правило, это защитные движения, отражающие борьбу против проникновения “этого” или бегство от “этого”), в которых символически закодирована причина-событие.
“Бледная мигрень” – чаще неосознанное психо-телесное воспоминание-переживание, когда человек вспомнил что-то подлое, плохое, нехорошее из содеянного им (самостоятельно или под чьим-то давлением), и он боится, что его поймают-накажут, разоблачат. Но это чисто страх кары-возмездия без моральных мучений, так как нравственность такого субъекта ущербна. Во время приступа больные часто от страха подсознательно пытаются спрятаться от разоблачения-кары и ищут “укрытие”, что отражается в их телесных движениях (стать незаметнее, слиться с фоном, уползти в “норку”).
Характерно, что в момент приступа такие больные закрывают глаза, прикрывают их ладошкой или одеялом, отводят взгляд. В момент приступа и нередко в межприступный период они не любят (боятся), когда на них смотрят – “ежатся под взглядом”, и сами смотрят на человека только тайком, чтобы узнать, догадался ли он или не догадался об “этом”.
Во время приступа им рядом нужен “защитник” – преданный, не рассуждающий и молчаливый страж, особо доверенное лицо. “Бледные”, как правило, не доверяют врачам – а вдруг отравят, залечат или догадаются, они вообще мало кому доверяют. За (медицинской и другой) помощью идут к молчаливым и не болтливым, пусть и глупым (например, типичный “бледный” – Сталин не доверял врачам, боялся и ненавидел их).
Нередко бледность свидетельствует о том, что человек живет среди “волков”, которые на него “нападают”. А “с волками по-волчьи”, и в таких случаях коварство, подлость и жестокость могут быть ситуационно оправданны или даже необходимы, но главное – морально не переродиться. Вспомните бледность лица некоторых политиков (и не только), и, что характерно, они всегда умнее и хитрее своих “краснолицых” и тем более “румянолицых” коллег и гораздо дольше “краснокожих собратьев” пребывают на политическом Олимпе – но только не в моменты ломки строя. Если общество волнуется и скоро грядет битва, то “красный” предводитель недовольных сметет “бледного” вожака старой гвардии. И тому никто и ничто не поможет, ибо “бледные” всегда слабаки в плане “лобового столкновения” с “красным” и равным по силе противником (Горбачев и Ельцин). Когда бледнолицый политик краснеет, то значит согрешил по крупному, (почти) попался и готов (всегда ложно) покаяться, лишь бы остаться на посту. Если еще сильнее бледнеет, то кого-то/чего-то сильно боится.
Приступы бледной мигрени чаще оканчиваются обильным мочеиспусканием и очень редко – при крайних обстоятельствах – потением (см.: потливость и обильное мочеиспускание). “Бледные” вообще чаще имеют сухую холодную или ледяную кожу и потеют только при субъективно сильном страхе, причем это всегда холодный пот (при страхе-ужасе – ручьями).
“Красная мигрень” – чаще неосознанное (духовно-)психо-телесное воспоминание-переживание по типу острого стыда, моральных мучения, страдания и раскаяния по поводу какого-то деяния или поступка с острым – и всегда, в отличие от “бледных”, искренним – желанием искупить свою реальную или мнимую вину (как всегда, важна индивидуальная интерпретация, так как никогда не нужно забывать о ложных муках совести). Бывает, что в результате сильной эмоциональной встряски какой-то старый неисправленный грех всплыл из тайников памяти (произошло опорожнение “бессознательного”) и гложет человека; или это – грозное напоминание-предупреждение, когда человек в мыслях готовится вновь согрешить (они увлекаются-грешат часто, ибо у них corpus debile – плоть немощна.
Во время таких приступов (включая безболевые формы пароксизмальной возогиперемии) характерны вздохи и глухие стоны, порой человек беспокойно мечется, как будто хочет что-то сделать (исправить грех). Таким во время приступа помогают успокоительные беседы и моральная поддержка, то есть нужен исповедник, человек, которого они высоко ценят и уважают за моральные качества.
Если во время приступа “белой мигрени” человек успокаивается, когда уверен в собственной безопасности, то во время приступа “красной мигрени” успокаивается, когда облегчит душу: прилив крови к голове или другой части тела символизирует о том, что грех хочет “выйти наружу” в виде облегчительного признания-покаяния, чтобы “тайное стало явным” – “моральная декомпрессия”.
Во время “красной мигрени” человеку психо-телесно “горше” и больнее, чем во время приступа “бледной мигрени”, и клинически характерны вагоинсулярные симптомы, например, гипергликемия – когда на душе горько, хочется сладкого, и поэтому они хорошо снимаются инсулином и препаратами, повышающими проникновение сахара в ткани, глюкозо-калий-инсулиновыми капельницами; также помогают анальгетики, особенно с центральным опиатоподобным действием, и средства, успокаивающие разгоряченные душу и тело: проветривание, кондиционирование воздуха в режиме охлаждения, ледяные примочки, компрессы и ванночки, холодное питье, per rectum или внутривенное введение охлажденных растворов, а маленьким “красным” детям (но не в коем случае не “белым”!) – краниоцеребральная гипотермия.
Во время “белой – вазоишемической – мигрени” человеку психо-телесно страшнее (леденящий страх, холодный страх), и характерны симпатоадреналовые симптомы страха и холода. Бледнокожие вообще часто мерзнут, особенно когда сознательно или подсознательно боятся, что “попадутся”, – или им просто не хватает любви, в плане которой они “вечно тощие и голодные”, так как не способны сами загораться, гореть и собственным пламенем греться изнутри. Именно поэтому у них во время приступа появляются дрожь, ледяные лоб, щеки, конечности, холодный пот. С пòтом они символически отдают “то”, что украли, присвоили, взяли, не имея на то права: потеет лоб – украли чужие мысли, чью-то интеллектуальную собственность, грудь – украли любовь или должность, дело, руки – взяли что-то руками, указали на кого-то пальцем (выдали) и т.д. Им хорошо помогают центральные и периферические адренолитики, сосудорасширяющие, согревающие компрессы, горячее питье, укутывание, согревание от тепловентилятора, горячая ванна.
При приступе “белой мигрени” хорошо могут помочь горячие ласки и жаркие объятия проверенного и безусловно преданного (“красного”) партнера. “Бледный” партнер может быть змеей, пригретой на сердце, ведь страх оглупляет даже умного.
“Бледному” для того, чтобы он проявил свои интеллект и аналитические способности, всегда нужен для “разогрева” “красный”, и в плане начала интеллектуального дела он должен бояться более умного “бледного” партнера, так как это может быть искуситель Мефистофель. “Бледный” с “бледным” не должны начинать интеллектуальное дело, а то потом не разберутся, кто что у кого украл, либо все должны оформлять юридически.
Если “красная мигрень” бывает у тех, у кого горячий разум и горячее сердце от избытка чувств и любви, – и их надо “остужать”, то “бледная мигрень” – у кого холодный разум и холодное сердце от недостатка чувств и любви, – и их надо “разогревать”, чтобы они “оттаяли”. Соответственно, разогретому и пылающему “красному” жаркая любовь может сделать еще хуже или даже убить (“сжечь”), то “бледного” – вылечит (но при избытке может “иссушить”). У “красного” пациента (или ученика) должен быть “бледный” врач (учитель), а у “бледного” больного – “красный” врач – но все зависит от ситуации, когда одного нужно “охлаждать”, а другого – “разогревать” (знания и профессиональная компетентность подразумеваются).
Красная мигрень у “красных трусов” – людей, однажды крайне сильно напуганных и морально сломленных, что могло быть в глубоком детстве, и об этом они могут не помнить. Таким в момент приступа необходимы средства против паники, и главное – не напугать их еще больше, поэтому все движения должны быть очень осторожными, а то убегут или будут метаться еще сильнее. Им хорошо помогают препараты и воздействия, которые ими считаются “супермощными”, “сверхэффективными” и т.п.: ингаляции кислорода (основы жизни), введение общеизвестных или рекламно раскрученных сильных чудо-препаратов, желательно, действующих моментально.
“Красные” и “бледные” (II). В жизни и профессиональной практике мне многократно приходилось убеждаться, насколько важно правильное сочетание темпераментов, и в этом хорошо помогает знание и учет такого фактора, как кожно-сосудистые реакции. Этот фактор хорош тем, что его легко наблюдать и проверить. Поэтому поговорим о “красных” (вазогиперемических) и “бледных” (вазоишемических) людях, – не забывая, что в одних случаях человек может реагировать по вазоишемическому типу, а в других тот же самый человек будет реагировать по вазогиперемическому типу.
Применимо к субъектам, которых я называю “красными”, термин “вазогиперемия” подразумевает, что такие люди всегда или периодически (в некоторых специфически – морально – окрашенных аффективных ситуациях) склонны к полнокровию дермальных и субдермальных сосудов. По моим наблюдениям прилив крови к коже, – то есть к поверхности тела – символизирует их общительность, публичность, открытость в поведении, высказываниях и эмоциональных проявлениях, смелость, бесстрашие, стремление “в бою” быть впереди, привычку говорить правду в лицо, доверчивость, доброту, душевную щедрость и широту натуры, способность от чистого сердца кому-то помочь, что-то отдать, вернуть, подарить или пожертвовать, в чем-то признаться, покаяться. У отдельного субъекта возможны различные комбинации этих качеств и свойств личности и характера.
По отношению к “бледным” субъектам термин “вазоишемия” подразумевает склонность к пониженному кровенаполнению кожно-подкожных сосудов, и кровь при побледнении оттекает в глубины организма, она как бы “прячется” в телесных недрах, унося с собой “правду”. Это символизирует качества серого кардинала: скрытность, недоверчивость, склонность к тайнам, интриганству, закулисности, привычку все прятать внутри, единолично принимать решения, секретничать, вынашивать планы. Как правило, у “бледных” высокие аналитические данные и способность строить многоходовые комбинации, характерны боязнь лобовых столкновений, трусость, стремление “в бою” быть сзади и прятаться за “красным”. Также им свойственны жадность, скупость, лживость, привычка избегать ответственности и перекладывать вину на других. Впрочем, в итоге все зависит от силы духа и моральных качеств.
“Красные” (в тех ситуациях, в которых они “красные”) – поставщики огня, “огонька”. Они – доноры любви-чувства и нередко греха, что происходит от избытка чувств и из-за сниженного контроля над своими влечениями. “Бледные” – потребители нередко чужого огня (любители погреться у чужого костра) и реципиенты (порой, пожиратели, вампиры, высасыватели) чувства и любовного жара. “Большой красный” может иссушить или сжечь огнем, затопить любовью “маленького бледного”, а “большой бледный” – потушить, погубить, заморозить “маленького красного”. Соответственно, “красный”-“красный” (огонь-огонь, смелость-смелость, бой-бой, любовь-любовь) и “бледный”-“бледный” (страх-страх, лед-лед, вампир-вампир) – тоже не пары.
При паритетных мировоззрении, морали, социальном положении, образовании, культуре, знаниях и интеллекте “красной” женщине лучше иметь “бледного” мужа, чтобы тот ее направлял на путь истинный и остужал ее разгоряченные мозги, но знать, что бизнесом тот ее никогда не прокормит, если, конечно, это не интеллектуальный бизнес (удел “бледных”). Если у них возникнет сексуальная дисгармония (в случае, когда “бледный” муж недостаточно опытен или пуританин в сексе), то ей для выпуска пара нужен жаркий “красный” любовник. Если ее “бледный” муж заведет “бледную” любовницу (фактически, больше подружку), даже молодую, то пусть она к этому относится спокойно – не уйдет, а вот “красная” любовница может запросто увести ее “бледного” мужа, если жена его недостаточно “греет”, и он эмоционально “мерзнет”, или, наоборот, “жжет” и “иссушает” его. “Бледной” женщине лучше иметь “красного” мужа, но знать, что, если она постоянно будет его “пилить”, то он найдет жаркую “красную” любовницу; также она должна быть изощрена в ласках (иметь высокий “постельный интеллект”), чтобы ими компенсировать недостаток любовного жара и сексуальной выносливости.
“Красная” любовница нужна “красному” мужчине, чтобы он свою “бледную” жену не спалил жарким сексом; но бояться его жена должна умной “бледной” соперницы, особенно молодой. “Красному” мужчине с сексуальной слабостью нужна “бледная” любовница, так как той мало надо; но он должен свою мужскую слабость компенсировать техникой. Чтобы обманом завладеть “красным”, нужна обманная любовь “бледного” противоположного пола и наоборот.
У “красной” девочки, должна быть “красная” мать и “бледный” отец, у “бледной” девочки должна быть “бледная” мать и “красный” отец. У “бледного” мальчика должна быть “красная” мать и “бледный” отец, а у “красного” мальчика – “бледная” мать и “красный” отец (то же касается усыновления и удочерения).
В жизни между двумя “красными” должен стоять “бледный”, который сильнее их, а то они спалят его или друг друга, а не он их остудит. Соответственно, между двумя “бледными” должен стоять “красный”, который тоже должен быть сильнее каждого из них в отдельности и смог разморозить, разогреть, зажечь их – и дело (речь, еще раз напомним, идет только о монометрическом сравнении).
У “красного” коллектива (если так получилось) должен быть “большой бледный начальник”. Это должен быть Ум, он их научит, наставит на путь истинный, при необходимости – “остудит”, а они будут его преданно любить и не дадут ему “замерзнуть”. У “бледного” коллектива должен быть “большой красный начальник”, который их зажжет, вдохновит и согреет, защитит и отпустит грехи, а они ему сделают всю нудную и неинтересную интеллектуальную работу.
Туда, где много препятствий, возможных столкновений, особенно лобовых, опасностей и страха, всегда нужно посылать “красного”. Туда, где безопасно – в плане открытых сражений и столкновений, но плетутся интриги, и нужно хорошенько подумать, прежде чем “отмерить и отрезать”, не “наломать дров” и не “спалить” дело (а “красные” – большие любители “ломать дрова” и поджигать их из своего огнемета-сердца струями эмоционального напалма), нужно посылать “бледного”. Переговоры – удел “бледных”, а пробивание и борьба, особенно в условиях сильного, жесткого психологического давления, или война – удел “красных”. Характерно, что в гражданскую войну (сердец) малочисленные и плохо вооруженные “красные” разбили превосходящие и хорошо вооруженные силы “белых”, но позже проиграли им в холодной войне (умов).
“Красный” никогда до конца не должен доверять “бледному” и иметь в запасе “дамоклов меч”, чтобы “бледный” знал, что с огнем шутить и играть нельзя. При схватках, неприятностях, “наездах” “красный” должен прятать и беречь “бледного”, так как тот не боец. Можно, например, отвлечь его, искусственно создав сложную для обдумывания ситуацию-проблему, но только, чтобы тот не догадался, а то может не простить и уйти, ведь для “бледных” самое обидное – когда их держат за дураков.
“Красный” должен чаще восхищаться умом “бледного”, но только не перебарщивать. “Бледному” не нужно говорить, “не дрейфь”, так как бесполезно и можно обидеть, он и так знает о своей тайной слабости – трусости; также не нужно лишний раз задавать вопросы “в упор”.
“Лобовыми” вопросами и атаками “бледные” легко пробиваются, а “красные”, наоборот, только заводятся – и это должен знать “бледный”, готовясь, например, к неприятному разговору с ним.
В свою очередь, “бледный” должен знать, что при шахматно-сложных многоходовых ситуациях он должен (деликатно и, порой, незаметно) взять на себя интеллектуальное первенство и сам думать, тянуть “когнитивную лямку” и аналитически, осторожно распутывать “интеллектуальный клубок”, а “красного”, чтобы он не рубанул сплеча по гордиевому узлу, чем-то занять, например, незаметно создав ему временное препятствие-трудность, которое он будет упорно преодолевать и не мешать ему думать. Главное, чтобы “красный” об этом не догадался, а то не простит насмешки или расценит это как предательство, и диада-пара разрушится. “Бледный” должен чаще хвалить “красного” за смелость, мощную энергию, благодарить за помощь и т.п., и не напоминать о ситуациях, когда тот повел себя неразумно, или когда создалось впечатление, что он испугался, а также не перечить ему “в лоб”, особенно, когда он не в духе (может впасть в гнев).
Лицам “с лицами противоположного цвета” мучения друг друга нередко кажутся непонятными, дурными или смешными. Поэтому во время морального упадка и слабости духа “красному” поможет только “красный”, а во время интеллектуального тупика или каких-то ментальный трудностей “бледному” поможет только “бледный”. И если партнер или спутник жизни должен быть противоположного “цвета”, то друг или советчик – того же “цвета”, только он правильно поймет и найдет, что сказать или сделать.
Не нужно поручать “бледному” разрешать ситуацию, имеющую важный моральный компонент и эмоциональный окрас, этим должен заниматься “красный”. Но “красный” не должен и не может карать и судить, так как склонен к жалости, этим должен заниматься “бледный”, имеющий высокие моральные качества. Но в целом мораль не зависит от темперамента, и это – принципиальное утверждение.
Если “красный” “белеет”, становится, как мел, то это почти всегда признак гнева (побеление кожи – вазоспазм, побледнение – вазоишемия), и в такие моменты, если тут же не прекратить его гневить, он может впасть в ярость. “Красных” обычно гневят неопытные “бледные”, которые еще от них “не получали”. Многие умные “красные” знают об этом своем недостатке и пытаются избегать соответствующих ситуаций. Если “большой красный” становится багровым или синюшно-багровым, то это может закончиться приступом гневливого безумия или даже сосудистой апоплексией (кровоизлиянием), так как “красные” – это нередко гипертоники.
Кровоизлияния в склеру. Спонтанные односторонние кровоизлияния в склеру – символ “морального удара” в сочетании со страхом физического воздействия, того, что человек “получил в глаз” или решил, что “получил”, причем можно сказать – от правши или левши. Также это может быть символическая “ранка” от удара или проникновения “кого-то”/“чего-то” (также см.: офтальмическая мигрень) через этот глаз вовнутрь – некая недавняя или анамнестическая душераздирающая или ужасная сцена (также см.: стробоскопное состояние психики).
Частое моргание – к какой-то информации (зрительной картине) человек относится амбивалентно, противоречиво: соглашается и одновременно не соглашается.
Слезящиеся глаза (“мягкий” вариант – влажные глаза) – символ плача по ком-то, о чем-то безвозвратно ушедшем, утраченном и незаменимом, чего вечно не будет хватать. Это могут быть затяжное или по типу “дуновений” в психике воспоминание-печаль, воспоминание-плач, воспоминание-сожаление, воспоминание-умиление о человеке, работе, имеющихся когда-то и нереализованных возможностях, дурном или жестоком поступке, который уже нельзя исправить и т.п. Другой вариант – наличие постоянной сердечной или душевной боли, скорби, печали в жизни человека; некоторые так и говорят: “пока об ЭТОМ не вспоминаю, не думаю – все хорошо, а, как вспомню (что, например, родственник или близкий тяжело и неизлечимо болен, кто-то дорогой умер, сидит в тюрьме и т.п.), так сразу все”. Плач облегчает ношу и очищает душу.
Отечные глаза, веки или мешки под глазами – не пролитые слезы; у человека на душе накопилось много того, что необходимо (действительно или по его мнению) “выплакать” (“слить” горе).
“Ангельские” глаза, ясные чистые глаза – см.: “дитя порока”.
Гноящиеся глаза или болезни глаз: катаракта и т.п. – символ того, что человек находится в ситуации, в которой (вольно или невольно) видит или смотрит (вынужден смотреть, “соучаствовать глазами”) на что-то (морально) разлагающееся, гниющее, мерзкое; или это подсознательное воспоминание (которое еще или вечно “свежо”) о какой-то омерзительной сцене, свидетелем или (со)участником которой он добровольно, по принуждению или случайно был. Другой вариант: лучше лишиться (части) глаз(а), чем видеть что-то, смотреть на что-то – при невозможности избежать зрительного контакта с этим “чем-то”, что “жжет глаза огнем”, “пронизывает насквозь”, “обжигает душу” и т.п. Или же подобные состояния означают своеобразное неосознанное самонаказание – “психосоматическое членовредительство” за то, что на “что-то” смотрел, – а мог бы и не смотреть или прекратить творимую моральную мерзость. Такое подсознательное-“бессознательное” “психосоматическое членовредительство” может касаться любой части тела (и внутренностей) человека.
Глазной зуд – что-то очень важное или нужное, нередко запретное и приятное, хочется получше рассмотреть, (нередко, тайком) увидеть и (возможно) насладиться. Другой вариант – желание “стереть” информацию, попавшую через глаза, например, когда “правда глаза колет”.
Зуд в ушах – подобен зуду в глазах, только речь идет о том, что очень хочется “что-то” услышать и знать; или это потребность “заткнуть” уши и “что-то”, наоборот, не слышать, например, голос своей совести.
Заложенность ушей – чего-то не хочется (сейчас или в будущем) или не хотелось слышать и попытка избежать этого; или “кто-то” символически заткнул человеку уши, чтобы он что-то не услышал.
Звон в ушах, свист, постукивание, гул и т.п. – символ зова, кто-то/что-то “снаружи” или “изнутри” (голос совести, крик из подсознания) прорывается к человеку, пытается до него докричаться и донести какую-то (важную) информацию.
Боль в ушах, отит – человек услыхал (или вспомнил об услышанном) что-то страшное, неприятное, от чего стало плохо, услышанное его “больно ударило по ушам”, “ранило”.
Гноетечение из ушей, болячки в ушах – какая-то информация, слова “пробили”, “сразили” человека, нанесли сильную душевную рану, травму. Либо это гноетечение – признак подсознательного психосоматического членовредительства, покарание-наказание себя за то, что услышал или подслушал что-то гадкое, нанесшее кому-то дорогому и близкому физический или моральный вред (человек, зная, что ему будет плохо, от страха или по другой причине не стал помогать, а мог). Другой вариант – слушание как (не)вольное соучастие, и тогда лучше потерять способность слышать, чем продолжать что-то гадкое и мерзкое слушать. Также может свидетельствовать, что услышанное “выходит” из (ушей) человека, то есть он символически очищается, освобождается от когда-то услышанной тягостной информации – нередко в это время “тайное стало явным”. Как известно, особенно часто “ушки болят” у грудных детей, и это наводит на определенные размышления: уж так ли они не понимают то, что слышат (возможно, реагируя не на смысл слов, хотя – кто знает, а на интонации, звуки).
Насморк: хронический насморк, вазомоторный ринит, заложеность носа и т.п. – часто отмечаются у внутренне напряженных людей, нередко “закомплексованных” – робких и/или стеснительных, которым приходится много лгать в лицо (в том числе и для того, чтобы скрывать робость, стеснительность и неуверенность под маской уверенности, храбрости и т.п.) посторонним или самим себе, и чаще от страха или боязни, что сам человек или окружающие узнают какую-то постыдную или неприятную правду (о нем); нередко эта ложь не осознается, вытесняется в подсознание. Такой насморк под видом аллергии (или “что-то в нос попало”) может ситуационно появляться или усиливаться в момент произнесения – мысленного или вслух, или воспоминания – осознанной или неосознанной лжи. Нередко сочетается с характерной красноватой каемкой по краям век и специфическим скользяще-уклоняющимся или “виноватым” взглядом и некоторой общей или ситуационной робостью – “жизненной пугливостью”. Есть привычка потирать нос или касаться кончика носа. Нередко такая заложенность носа проходит после полноценного честного, открытого и свободного общения, вызывающего моральное раскрепощение личности и исчезновение (ослабление) внутреннего напряжения, а также при совершении поступка, вызывающего самоуважение.
Другой вариант и тоже нередкий, когда насморк – признак большого горя, хронической душевной боли, тяжести, печали (о себе и/или о ком-то). Тогда это невыплаканные слезы, особенно если сочетается с отеками под глазами; точнее, это “плач через нос” по кому-то/чему-то (при плаче, как известно, всегда есть насморк), когда плакать в открытую по какой-то причине нельзя, – и это признак того, что от чего-то, что накопилось, от какого-то свинцово-тяжелого “груза” разума, души или сердца нужно хотя бы немного и хотя бы на время освободиться. Насморк-заложенность левой ноздри – признак тяжелых мыслей, а правой – тяжелых чувств; нередко идет смена заложенности ноздрей, когда, то мучат мысли, то – чувства, и нередко можно найти внешние события (или мелкие условно-рефлекторные триггеры) – поводы этого.
Закрытие этого канала декомпрессии (психики и мозга) может привести к появлению ирритации структур передней черепной ямки в виде соответствующих когнитивных, аффективных или двигательных поведенческих реакций (и повышению внутричерепного давления).
Заложенность – признак того, что “что-то” накопилось и не может выйти-прорваться наружу – “выплакаться”, и характерно, что при этом помогают симпатомиметики (нафтизин и т.п.), которые придают тонус, новые силы как возможность (временно) повысить предел терпения. Когда же терпение лопнуло – появляется насморк, эти тайные слезы, тайный горький плач больного и заблудшего разума (и через это – души и сердца).
Плачет значит любит того, по ком плачет, или думает, что любит. А плачет оттого, что не может, не знает или (что, к сожалению, встречается гораздо чаще) боится или не хочет помочь. В 1960-е годы была популярна такая песня: “Я плачу о тебе и днем и ночью, я плачу и рыдаю о тебе. Я плачу о тебе, я плачу о судьбе, я плачу и рыдаю о себе” – вот так, кому-то плохо, а он в итоге “рыдает о себе”, и в этом бесполезном и бессильном “рыдании”, порой, и заключается вся его “помощь”.
Носовые кровотечения – свидетельствуют о том, что произошел сброс (прорыв) особо тяжелых и непереносимых воспоминаний-мыслей (из левой) или чувств-эмоций (из правой ноздри). Характерно, что многим людям после носовых кровотечений становится (правда, только на какое-то, иногда недолгое, время) лучше, – причем как морально-психологически, так и соматически.
Длительные и обильные носовые кровотечения свидетельствуют о том, что человек “сорвался” и больше не может мучаться, переносить, терпеть какие-то греховные или тяжелые мысли-воспоминания (из левой) или испытывать страдания (из правой ноздри), и он стремится избавиться от них любой ценой, даже в ущерб себе (кровь – реальный и символический сок жизни, и кровопотеря – это всегда ущерб).
Бывают обильные и смертельно опасные носовые кровотечения-кровопотери, и порой это может быть вариантом подсознательного психосоматического самоубийства – как единственного средства спасения, прекращения и избавления от невыносимых страданий, мучительных мыслей. Или это единственно оставшийся путь выхода из тупиковой жизненной ситуации (тяжкой беспросветной жизни), которая нередко становится все хуже и хуже: “все, не могу больше терпеть и жить с этим, лучше умереть, чем так страдать”.
Трагизм абсолютной уверенности в полной безвыходности положения заключается в том, что в действительности, пока человек жив, всегда можно найти выход; но человек, заблудившись в потемках собственного разума, просто его не ищет или (“в упор”) не видит.
“Сон разума порождает чудовищ”, и одно из них – подсознательное-“бессознательное” психосоматическое самоубийство. Такая точка зрения косвенно подтверждается “спокойствием” некоторых людей при сильном носовом или другом кровотечении или в какой-то опасной для их жизни ситуации (вспомним: “я спокоен в суровом бою”). В то же время в таких случаях “лицо” как бы “сохранено”, так как явное самоубийство – самый тяжкий грех. Легко умереть – а вот попробуй жить, и не просто жить, а жить по-человечески.
Священнослужители знают, что смерть от болезни это часто скрытое самоубийство, и всегда торопятся отпустить умирающему грехи – и этот, самый страшный грех, тоже, – чтобы хотя бы перед смертью, пусть и ненадолго, облегчить ему душу и дать возможность прожить последние отпущенные ему часы или мгновения без вины и страха, а по-настоящему, по-человечески. Не понаслышке знают они и о том, что, порой, умирающие, остро завидуя тем, кто остается жить, и люто ненавидя их за это, стремятся перед смертью отравить им жизнь ложным наговором или страшным признанием о чем-то таком, что лучше навечно спрятать и унести с собой в могилу. И священники стремятся избавить от тяжкого бремени такого страшного наговора-признания родных и близких, оставив их в блаженном неведении, и кротко и молчаливо принимают этот удар, эту боль, эту предсмертную месть и этот последний грех умирающего на себя. Я даже не могу представить, как это тяжело.
Хочется добавить еще вот что. Грех, лежащий в основе любого морального конфликта как первопричины-первоосновы греховно-психосоматической болезни, – это в итоге всегда именно личная подлость, предательство, трусость, глупость или слабость, это личный поступок и личный выбор. Поэтому бывает только личный грех (дети до определенного возраста и умалишенные не имеются в виду), и подлинная расплата за грех – это всегда и только личная плата без всяких исключений. Всю жизнь, до ее последнего вздоха надо помнить, что нельзя платить душевные и другие моральные долги подлым, обманным путем: своим здоровьем и телом, отторгая и воспринимая его как чужое, ибо такая “плата” – это тоже тяжкий грех.
Морально-психосоматическое, пусть и неосознанное, самочленовредительство и тем более самоубийство-самоуничтожение – это тяжкое преступление против самого себя, своей жизни, души, совести, правды, здоровья и тела, и оно так же гадко и мерзко, как и преступление против здоровья и жизни любого другого человека. Неосознанность данного преступления – признак трусости, когда человек боится страшной и неприглядной правды о сотворенном им и гонит ее, эту правду, в свое тело (по типу заметания грязи под диван), пытаясь там спрятать свой грех, – а фактически спрятаться самому! – от своей совести, а в итоге – от самого себя. Но совесть найдет и там, в больном теле, и от нее нигде не спрячешься, потому что совесть – это и есть человек.
Человек – и я в этом абсолютно уверен – не имеет ни морального, ни юридического, ни просто человеческого права впустую растрачивать и губить свою, хотя формально и ему принадлежащую, но не им и не для этого ему даденную жизнь. Да и кому нужна такая мерзкая плата: свернувшаяся кровь, сопли-слюни-плевки, гнойные болячки, вонючий кал, заразная моча или туберкулезная мокрота. Такая плата – это насмешка и издевательство как над самим собой, так и над окружающими. Платить по личным долгам, искупать свою вину перед собой, людьми и жизнью нужно не гноем и отвратительными миазмами, а праведными делами и поступками – “истина по плодам узнается”. А для этого необходимо быть телесно здоровым, ибо только в здоровом теле здоровый дух.
Таким образом, носовые и другие кровотечения – это тоже попытка спрятаться, убежать от своей совести, обманно отдав ей часть себя, своей крови-жизни (плата или искупление вины, смывание позора кровью). Такой человек подобен пресмыкающимся и напоминает ящерицу, отдающую на растерзание врагу свой хвост. Но, поступая таким образом, можно быстро исчерпать лимит собственной (крови и) жизни.
Спонтанные кровотечения различной локализации (острые или хронические) всегда “подозрительны” на предмет нервно-психического срыва, когда человек крайне или смертельно устал от моральных тягот жизни. Он больше не может терпеть муки совести, душевные страдания и сердечную боль или не хочет и не может мириться и/или жить с каким-то тяжким грехом, тайным знанием, большим горем, камнем на душе, невыносимым бременем или неразрешимой тупиковой проблемой. Они настолько вросли-вошли в его жизнь (всю или ее часть), плоть и кровь, настолько стали частью этой жизни и пропитали ее, что их отделить от нее уже невозможно (или уставшему и вконец запутавшемуся человеку ошибочно кажется, что невозможно).
Такая острая или хроническая кровопотеря – это символическое избавление от части груза и кровавая плата за это избавление с целью облегчения морального страдания, вины или тяжкой ноши. Кровопотерю также можно образно сравнить с падением-отдыхом при несении своего тяжкого “жизненного креста” (человек, несущий свой “крест”, всегда подспудно чувствует или знает, что его на нем “распнут”, – и есть за что, – но может трагически ошибаться). Недаром говорят: “я кровью за все заплатил сполна”, “кровью искупил вину”, “кровью смыл позор”.
О том, что кровотечения могут являться символической платой или расплатой, косвенно свидетельствует то, что в нередком ряде случаев после кровотечений (носовых, почечных, ректальных и других) больным – и “здоровым”, так как кровотечения могут быть и у них, – становится морально, психически и физически лучше; разумеется, имеет значение объем кровопотери.
Хирургам хорошо известно, что многие старые язвы – эти, как я утверждаю, символически телесно отображенные незаживающие душевные раны, хронические нерешенные моральные конфликты и личностные проблемы – начинают закрываться и зарубцовываться при их кровавом иссечении, – то есть тогда, когда произошла символическая плата кровью за какой-то старый грех. Тогда человек – навсегда или только на какое-то время – успокаивается и прекращает подсознательное психосоматическое проецирование. Об этом же косвенно свидетельствует улучшение общего и морального состояния – тоже вследствие расплаты кровью – после кровопускания, гирудотерапии (лечения пиявками) и донорстве (добровольные доноры – это вообще особые люди). Недаром мудрые врачи царской России любили приставлять пиявки и делать кровопускания и видели от их применения хороший эффект. В этом плане гипертонический криз можно символически трактовать так, что “пора платить по долгам” и “плата-кровь рвется наружу” (те же пиявки и кровопускания хорошо помогают при гипертонии).
Кровь – квинтэссенция жизни и священная жидкость, недаром Христос, спасая человечество и искупая его грехи, пролил именно кровь. Как моральный конфликт, духовно-психосоматическая патология – это всегда косвенное свидетельство греховности человека. Поэтому подсознательную психосоматическую кровопотерю (кровотечения всегда индуцируются из области человеческого “бессознательного”, а точнее – болезнью-Сущностью, которая, собственно говоря, и есть духовно-психосоматически вселившийся-воплотившийся в человека грех. Получается, что грех – это Сущность, но (глупо, ошибочно) расплачивается за этот грех, – причем своей, а не Сущности, кровью – здоровое-сознательное “Я”. Поэтому именно и только “Я” заинтересовано в экзорсизме – избавлении от болезни-греха или в изгнании-развоплощении болезни-Сущности) можно сравнить с подсознательным же символическими покаянием и искуплением греха (другой вопрос – ложным или от чистого сердца).
Тогда кровопотерю при помощи врача (пиявки, кровопускания и т.д.) можно сравнить с невольным – по типу “побочного эффекта” – отпущением грехов. Что же касается переливания донорской крови, – на которое категорически не соглашаются, даже под страхом (земного) суда и даже смерти, представители некоторых разновидностей христианства и других вероисповеданий, – то в таком контексте его вполне можно назвать “дозаправкой” грешника: чтобы ему было, “чем” искупать грехи (и он мог смело продолжать грешить дальше). Фактически за грехи одного – реципиента, платит своей кровью другой – донор, тем самым (вместе с пособником-врачом, назначившим переливание грешнику платы-крови) помогая реципиенту-грешнику “продлить” греховное удовольствие. Лично я считаю, что (такое) искупление, пусть и невольное, чужих грехов или, – что ничуть не лучше, если не хуже, – потакание им никак нельзя считать правильным.
Но (современные) врачи – не жрецы и не священники, и они не имеют никакого морального и человеческого права ни судить, ни отпускать грехи; этим правом обладают только священнослужители. В таком контексте лечение, врачебная деятельность – как пособничество заблуждению человека и пребыванию его во грехе, само есть невольный грех (“благими намерениями выстлана дорога в ад”) или, повторимся, пусть и невольное, отпущение грехов без морального на то права – и речь идет не только о переливании крови, кровеизвлечении или кровопускании. Это – большая, важная и актуальная, но совершенно не разработанная проблема, которая осложняется тем, что в нашей стране, как и во всех развитых государствах, церковь отделена от государства и образования. Теологию в (светских) медицинских вузах не преподают даже в виде короткого курса, а медицинская этика, религиоведение и философия не являются в данном случае адекватной заменой. Вспомним известное изречение древности: “врач-философ подобен богу” – но боги живут своей жизнью и не вмешиваются в дела людей. Какой выход из этой важной этической ситуации – врач-священник или священник-врач?
Также хорошо известно об улучшении морально-психологического и телесного состояния – с элементом “обновления” – у многих женщин после менструации и об их моральных и психо-телесных мучениях во время менструации. То есть менструацию тоже можно рассматривать как символическую кровавую плату женщин за свою греховность (по идее, мужчина грешит вместе с ней и поэтому тоже должен расплачиваться. Но где и как он должен проливать кровь – в бою?). Человек, согласно христианским канонам и культуре, – носитель первородного греха и зачинается в грехе. Женщина грешна уже тем, что способствует этому, забеременев и родив ребенка.
Менегетти считает, что, как биологическое явление, менструация совершенно бессмысленна и является чисто культуральным феноменом. Для аргументации и морфо-функциональной иллюстрации данного тезиса можно добавить, что у женщин с раннего детства формируется хроническое напряжение тазобедренной мускулатуры, усиливающееся в период полового созревания. И оно культурально обусловлено, являясь частью своеобразной “гендерной позы” (стыдливости, целомудрия, специфического женского страха перед агрессором-мужчиной, страха изнасилования, особенно в моменты общения с лицами противоположного пола, и т.п.). Хроническое напряжение мышц этого региона способствует тому, что, как показано в соответствующей главе, в подкожных пространствах над их областью начинается формироваться локальное ожирение, образуя характерный контур женского таза и бедер. При изменении гормонального профиля в соответствующие фазы менструального цикла такое мышечное напряжение приводит к тому, что при полнокровии сосудов эндометрия невозможна их декомпрессия (как и венозных и лимфатических сосудов матки, труб и яичников в целом) вследствие неполноценности венозных и лимфатических анастомозов между анатомическим содержимым малого таза и мускулатурой и подкожными пространствами тазового пояса и проксимальной мускулатурой нижних конечностей. Эти анастомозы компримированы или даже, подобно пупочной вене, обтурированы. Недостаточность анастомозов, действуя вкупе с другими известными факторами, и вызывает отторжение эндометрия и менструальное кровотечение. Характерно, что у гимнасток, имеющих хорошую или даже патологически избыточную подвижность тазобедренной и другой мускулатуры с суставной рекурвацией, и, следовательно, хорошо функционирующие анастомозы между содержимым малого таза и тазобедренной мускулатурой, часто наблюдаются нарушения менструального цикла по типу аменореи и олигоменореи, нарушения гормонального профиля, овуляторного цикла, а также бесплодие и различная патология беременности.
Но, с другой стороны, во время беременности недостаточность венозных анастомозов, по-видимому, играет положительную роль, так как, препятствуя сбросу крови, способствует сохранению полнокровия и достаточного перфузионного давления в маточных, плацентарных и плодных сосудах. Возможно, этот фактор необходимо учитывать во время ЛФК и других кинезиотерапевтических процедурах, проводимых беременным (в этой связи есть вопросы и по фитнесу, бегу, мануальной терапии, различным боевым искусствам и телесным практикам, популярным ныне среди женщин, – быть может, в полном объеме они показаны только рожавшим женщинам. Так, что же такое норма, особенно гендерная и тем более индивидуальная?).
Когда есть задержка менструации, то нередко можно выяснить, если хорошо постараться, что женщина (сознательно или подсознательно) упорствует и не хочет в чем-то признаться, раскаяться или оплатить кем-то (или жизнью) предъявленный счет. Понять, в чем она грешна, могут помочь другие телесные знаки-симптомы: сыпь на лбу (мысли), красные глаза, бледность кожи лица, кровоточивость десен и т.д.
В последние (послеперестроечные) годы в акушерстве и гинекологии появляется и все больше заявляет о себе новая проблема: варикозное расширение вен малых половых губ. Их недаром называют “срамными”. Представляется, что одна из причин этого – соматизированный моральный конфликт между врожденной женской целомудренностью и остатками старой доперестроечной морали, с одной стороны, и пропагандой половой свободы, – а фактически сексуальной распущенности – и ростом промискуитетных форм поведения, с другой стороны.
Также хорошо известно, что многие люди, – в основном, это мужчины определенного психосоматотипа – панически боятся своей или чужой крови и от одного ее вида могут потерять сознание и упасть в обморок. В таком контексте, если человек боится своей крови, то он подсознательно боится (точнее, и ждет и боится), что кто-то ему предъявит к оплате какой-то страшный жизненный счет (и есть, за что), и он не хочет (или ему нечем) по этому счету платить. Если человек боится чужой крови – то боится сам предъявить какой-то счет, хотя и должен это сделать, причем, если постараться, то всегда можно найти, кому этот счет предназначен. Соответственно, если человек боится и своей и чужой крови, то он боится как платить, так и предъявлять счета. Характерно, что большинство таких людей постоянно или ситуативно имеют красный или красноватый цвет лица.
Другая возможная символическая причина кровотечений – человек настолько устал за кого-то/что-то или от кого-то/чего-то страдать, что сознательно, полуосознано или подсознательно готов и хочет умереть или себя убить (покарать), так как он уже приговорил себя за какой-то грех. Либо он хочет унести какую-то страшную тайну в могилу, избавив ближних от груза правды или позора, либо он не видит выхода из жизненного тупика. Тогда кровотечение – это символический сброс жизни-крови, последняя и самая большая кровавая плата (кому!) за избавление от непереносимых мук ценою собственной жизни.
При кровотечениях всегда есть иносказательно “говорящая” топика: душа-легкие – ради этого не стоит жить (так найди настоящую цель); живот-жизнь – не нужно мне неправедно нажитое (так не воруй); пародонт – не могу больше питаться за чужой счет (а почему бы самому не заработать); кишечник и аноректальная область – заберите это из моей жизни, не хочу, чтобы это больше входило-попадало в меня и мою жизнь; желудок – избавление от только что приобретенного неправедным путем; гинекологическая сфера – избавление от плода неправедных жизненных усилий или самоиндуцированный выкидыш при (угрозе) не нужной по моральным или другим соображениям беременности; мочевыводящие пути – тайный сброс и избавление от чего-то, и т.д.
Наружные и внутренние кровотечения имеют разный символический подтекст. Внутренние кровотечения – скрытый сброс-облегчение части непосильного груза-ноши, при этом тайну удалось сохранить от себя и/или от окружающих, и спасена репутация; либо это скрытое психосоматическое самоубийство, когда репутация и “лицо” тоже сохранены, страшная тайна унесена в могилу, и от нее избавлены близкие. Наружные кровотечения – “тайное стало явным”, и сам человек, близкие или окружающие чувствуют, подозревают, догадываются или знают, как и от чего ему плохо. Нередко такая смерть нелепа, когда люди ошибочно чувствовали себя виноватыми или не знали, кто им может помочь (а такой человек был, ведь вокруг столько хороших людей). Вообще ложные муки совести – это очень важная проблема, и не только при психосоматической патологии. В наше время пробуждение в людях чувства вины, долга и ложных мук совести широко используется для их порабощения и чьего-то личного обогащения. И это – не только авантюристы и проходимцы, а также религия, государство, СМИ, бизнес и т.д.
О том, что кровопотеря является средством избавления именно от моральной муки и страдания, косвенно свидетельствует распространенность вскрытия вен как способа добровольного ухода из жизни среди древнеримских патрициев – больших знатоков и любителей наслаждения и жизни. Измученные жизнью патриции, лишая себя жизни таким способом, знали, что перед смертью на их уставший от мучительных раздумий разум, страдающую душу и истерзанное сердце хотя бы ненадолго снизойдут блаженство, умиротворение и покой. Интересно, что в фильмах ужасов вампиры пьют кровь всегда только у тех, кто обязательно в чем-то виноват или не расплатился по каким-то моральным долгам (и это видно по сюжету).
Читать дальше